Илиган

Илиган

Не знаю, зачем стремилась многие годы в Илиган? Для чего сейчас еду? Тянет. Наверное, это генетическая память, заставляющая человека время от времени оглядываться в невозвращаемое прошлое. Это зов природы, который напоминает всем нам о том, что жизнь началась задолго до нашего появления на свет и не заканчивается с уходом. Вряд ли я найду здесь то, что было когда-то, каких-то признаков былой жизни: не останков строений, не заброшенных огородов, не истлевших изгородей, а таинственного шёпота трав, сохранивших дыхание былой жизни, незримое присутствие жителей Илигана.

Судьба населённых пунктов, как и судьба человека, непредсказуема и не всегда закономерно счастлива или трагична. У неё свои законы, свой нрав или характер. А человек – не каждый в отдельности, а сообществом или целым поколением – приноравливается к вызовам времени и обстоятельствам.

…Мы едем в Илиган вместе с Олей Нестеровой, родившейся в своё время в этой деревне. Ей было двенадцать, когда семья её родителей переехала в Заозёрный. Но она помнит многое: указывает на невидимые чужому глазу приметы: вот с этой горы зимой она с друзьями каталась на саночках. Всё для неё начинает оживать: магазин, жилые дома, колодец…

Стоим на «улице», когда-то населённой, бурной, живой. Слева – могучая железнодорожная магистраль, величественная в своей простоте и мощи. По ту сторону линии – другая часть такого же безмолвного «посёлка».

Илиган – удивительный населённый пункт. Когда-то здесь была станция. Её начальником служил Хасан Ахметович Шахметов. Кстати, его дочь Людмила Константиновна Мисевро, родившаяся в годы проживания семьи на Илигане, также посвятила жизнь железной дороге. Последнее место работы Людмилы Константиновны перед уходом на пенсию – начальник вокзала станции Заозёрная. Дочь Л.К. Мисевро Елена, сменив мать на посту начальника вокзала, продолжила восхождение по карьерной  лестнице: Заозёрная, Канск-Енисейский, Красноярск. А сейчас уже и правнук Хасана Ахметовича, сын Елены, окончив железнодорожный колледж, работает на станции Заозёрная. Поступил на заочное отделение железнодорожного вуза.

На Илигане был околоток Уярской дистанции пути. Должность мастера занимал Василий Незамай.

И вся жизнь здесь была «привязана» к железной дороге. Под стук проезжающих поездов проходила жизнь. Но образ жизни был исключительно сельским: в каждом дворе был «комплект» домашних животных и птицы. Обихаживали большие огороды. Здесь же, по месту проживания, собирали грибы, ягоды, заготавливали дрова.

Жили на Илигане, а прописка в паспортах значилась успенская. Рождались дети, подрастали, мужали; старились взрослые, уходили в мир иной старики. А погоста поблизости не было: смерть была здесь как бы не предусмотрена. Но она приходила без всякого расписания, и тогда покойного навсегда увозили из деревни в село Успенка, на кладбище.

Транссиб являлся кормилицей и дорогой, соединяющей илиганцев с большой землёй. Была ещё дорога через перелески и поля, которая вела в Успенку. По ней ребятишки бегали в школу.

– Шесть дней мы жили в интернате, а на воскресенье шли домой, – говорит с улыбкой Оля. – Конечно, мы не знали ни о каком подвозе, автобусах. Всё пешком. А в понедельник утром – снова на неделю в школу.

Видимо, начальную школу к этому времени уже закрыли. А Людмила Константиновна в первый класс пошла именно в Илиганскую школу. И учительницу Полину Третьякову, уехавшую потом в Зеленогорск, хорошо помнит.

Молодёжь не скучала: некогда было. Время от времени в красный уголок привозили кино. Девушки, парни устраивали танцы, играли в волейбол, баскетбол. Из «культурных» объектов был магазин, товарами обеспечивал отдел рабочего снабжения железной дороги.

Многие из тех, кому довелось в своё время жить в этой деревне, со светом в глазах вспоминают и Илиган, и прошлое. Мне удалось встретиться с некоторыми выходцами из Илигана, проживающими сейчас в Успенке.

– Мне всё нравилось на Илигане, – делится сокровенным Лидия Даниловна Таловерова. – Переезжать оттуда не хотелось. Пришлось…

Внедрение на железной дороге более современной организации труда повлекло за собой структурные перемены. Вместо статуса станции Илиган стал называться остановочным пунктом. Сейчас путевое хозяйство обслуживают мобильные подразделения. Отпала необходимость в привязке путейцев к определённым участкам трассы.

Вскоре после этого жизнь на Илигане стала затухать. Илиганцы потихоньку перебирались на новые места жительства. Кто-то переехал в сёла – Успенку, Александровку, кто-то в города – Заозёрный, Уяр. Вскоре остались лишь старики доживать свой век. Доживал свой век и Илиган.

– Пока была жива мама Клавдия Петровна Капустина, мы наведывались в родные места, – рассказывает жительница села Успенка Евгения Анатольевна Кривова. – Жизнь замирала на глазах, дома стояли пустые, брошенные, было непривычно тихо, только неумолчный шум проходящих составов.

Евгения Анатольевна подтвердила, что юные илиганцы пешком ходили в успенскую школу на занятия. Некоторые её сверстники жили и учились в уярской школе-интернате. Такие учебные заведения в те годы функционировали вдоль всей сети железных дорог страны, собирая под свою крышу детвору с перегонов, разъездов, блокпостов, полустанков.

– Можно книгу написать о нашем житье-бытье на Илигане, – с улыбкой говорит Лидия Даниловна, – всякое было, и горькое, и смешное.

– Меня, к примеру, мама родила на остановке Сибиряк: не успела доехать до роддома, – вступает в разговор дочь Лидии Даниловны Анфиса, тоже проживающая сейчас в Успенке.

Точно, «всякое было».

Нет сейчас Илигана. Осталось только место. Тяжело ли осознавать, что твоя малая родина исчезла? Ведь мы все, храня образ отчего дома, места, где появились на свет, постоянно испытываем нарастающую с годами потребность прийти к истоку, сделать привал на миг и почувствовать (не понять, а именно почувствовать) что-то очень-очень важное, без чего дальнейшая жизнь была бы пресной, безвкусной, скудной. А если прийти некуда? А если малая родина осталась лишь в сердце?

Преодолевая земной путь, сами того не замечая, мы по ходу движения одновременно многое приобретаем и ещё больше утрачиваем. Наше детство остаётся далеко-далеко, в другой стране, с действующими только там законами и порядками. Мы навсегда покидаем юность, а затем зрелость. Позади остаются школьная, студенческая пора, зрелость.

Мы уходим вперёд (не хочется писать в никуда), и то, что оставляем позади, не находим потом. Никогда человек так жадно, пытливо не познаёт мир и самого себя, как в детстве. Никогда так беспричинно не будет ликовать сердце, как в юности. Уходят ощущение, восприятие всех событий, явлений.

Мы навсегда оставляет родительский кров. Если даже строение крепко и в сохранности, всё равно это уже не отчий дом: оттуда улетучился дух, состоящий из сердечного тепла родителей, запаха маминых пирогов, каких-то милых, незначительных семейных событий, обычаев. Нельзя, говорил классик, вернуться в места, дорогие сердцу: и ты стал другим, и места – иными.

Об этом сильно не задумываешься, когда молод и уже поэтому беспечно счастлив. Сколько их, канувших в Лету деревень! Не сосчитать. Исчезновение каждой из них было болезненным, тяжёлым. Проходят годы, и оказывается, что грусть расставания разбавляется любовью и самое главное – осознанием, что деревня продолжает жить в нашей благодарной памяти и в сердце. А это дорогого стоит.

Антонина ДУБРА. Фото Алексея ЦИБИЗОВА,

Голос Времени, 14 апреля 2016